Александр Савицких – сейчас самый популярный белгородский поэт. Он известен не только на городских площадках, но и на федеральных: например, на Всероссийском образовательном форуме «Таврида», откуда дважды уезжал с грантами, в последний раз – с 300 000 рублей. Корреспондент Go31 Владимир Корнев поговорил с Александром Савицких о его проектах, политике в стихах, отношении к поэтическому сообществу в Белгороде, проблемах с библиотеками и Дмитрии Быкове – в общем, обо всём.
– О проекте, с которым ты выиграл на «Тавриде», из сообщений СМИ ничего не понятно. Рассказывай.
– Как это будет выглядеть: ты открываешь «Перископ» и перед тобой карта – ты выбираешь, где хочешь смотреть трансляцию. Также и здесь – допустим, летом ты хочешь в Грузию и там хочешь литературного общения. Открываешь Грузию, там список поэтов с кратким портфолио. Знакомишься и начинаешь общение.
Это будет похоже на соцсеть для знакомства, сначала для постсоветского пространства. Скорее всего, называться будет не «Поэт-переводчик» (это название придумано для понимания масс), а «Подстрочник» – российское изобретение, по которому раньше переводилась вся поэзия. Суть в том, что на основе подстрочников автором произведения будут переводиться российские стихи на, например, грузинский язык и наоборот.
– То есть проект для поэтов">
– Это всем будет интересно, находить общий язык посредством поэзии. В советское время бралась пачка поэтов и переводилась на русский язык – так налаживали культурное взаимодействие. С помощью перевода ты понимаешь, о чем люди пишут в другом регионе, стране. А если ты никогда не сталкивался с грузином, то не знаешь, о чем с ним поговорить. Перед тобой такой условный краткий справочник брошюр туристического агентства – и всё. «Ну, у вас там Батуми есть… Горы… Озеро Севан… А, это в Армении!» – как бы говоришь ты.
[i]– Стихотворения на общие темы будут переводиться? Ведь не все пишут о том, чем живут.
– Об абстрактных вещах сейчас не пишут. Если кто-то пишет и говорит – вот, у меня философский стих, – скорее всего, этот стих говно. Многие в том же Белгороде со мной не согласятся, но основная тенденция в современной поэзии – посредством описания своей жизни передать глобальные идеи.
Например, я описываю поездку на велосипеде или иду в парикмахерскую. Это мой сюжет. Люди делятся на как бы поверхностных, увлеченных бытовой жизнью, и тех, кто думает глубже – в стихотворении надо это поверхностное и глубокое совмещать.
– Что расскажет условному грузину переведённое стихотворение о том, как ты сходил в парикмахерскую?
– Что ходить в России в парикмахерскую сейчас модно (улыбается).
– На что пойдут 300 000 рублей гранта?
– На разработку сайта и презентацию проекта в бывших союзных республиках. Мой интерес – я хочу побывать в других странах, попутешествовать. Когда ты презентуешь проект на форуме, тебя спрашивают – какая твоя личная мотивация, зачем ты это делаешь? И я отвечаю честно.
У нас с прошлого года вошли в тренд псевдосоциальные проекты, про детей-инвалидов и всё такое – своеобразное давление на жалость. Ну как ты не дашь на детей-инвалидов грант? Когда ты презентуешь такой грант на социальном форуме – это понятно. Но на творческом презентовать социальный проект не совсем корректно.
На форуме жюри выбирает финалистов, а сколько денег получат (победители), решают участники форума – каждый голосует и отдаёт фишку за понравившийся проект. Максимальное количество фишек в этом году набрал проект, рассчитанный на детей-сирот. Все, с кем я общался, признались, что так и не поняли, что победители будут делать конкретно.
– На сайте твоего проекта будет только современное творчество?
– В основном, да. Поэты смогут переводить для себя, но на самом портале будет появляться только современное, от поэтов до 30 лет.
– А сейчас есть подразделение на «современное» и «классику»?
– Сейчас много течений, школ. Люди из «Союза писателей» делят всё на «наше» и интернет-поэзию, хотя сейчас даже Пушкина найдёшь в интернете.
– Ты вообще как-то взаимодействуешь с Союзом писателей?
– Нет, современный Союз писателей – мёртвая организация, с ней не может быть никакой связи. Это организация, которая эксплуатирует оставшееся от Советского союза название и имущество, никакой литературой они там не занимаются.
– Твоя организация – недавно созданный Городской клуб поэтов. Это что?
– Это некоммерческая организация. Мы проводим лекции по русскому языку, современной поэзии, семинары, мастер-классы для молодых поэтов, людей, интересующихся литературой. Я учу ребят писать рецензии.
К нам ходят несколько филологов, но на факультете никто не умеет писать рецензии! Студенты рассказывают, что они делают – их учат писать полуэссе-полурецензии, хотя между ними есть огромная разница, и куда это может вылиться, непонятно.
– Поэтическое сообщество в Белгороде вообще существует?
– Вполне. В группе городского клуба поэтов 300 человек, с разной периодичностью все эти 300 заглядывают (на мероприятия). Мы собираемся каждую неделю: на каком-то вечере 10 человек, иногда 30. Хотя, как принято во всех Союзах писателей, люди у нас ругаются, уходят, потом через некоторое время возвращаются (улыбается).
– Ты много говорил о том, что в Белгороде трудно найти площадку для выступлений. Проблема остаётся?
– Да, очень остро. Мы проводили перформанс на площадке «К34» (студия-лофт в центре Белгорода – прим.ред.), но позже с этой площадкой разругались. Они не выполнили наши договорённости, поэтому я ушёл оттуда. А литературный сезон откроем 25 августа на новой площадке – в баре «Тау».
– Репутация места не смущает?
– Почти у всех мест есть репутация, которую очень сложно переплюнуть, но вариантов нет. Когда закрылся чешский паб, я попробовал бар «Джем», но на Серафимовича неудобно добираться. После этого мы работали с баром «Чапаев», он в центре, но это ад – деревянные столы, пластиковые стаканчики, экскурс в 90-е. Паб «Декабрист» тоже не для всех форматов подходит – я проводил здесь сольный вечер, для него он подходит, для литературного слэма и перформанса нет.
– Ты не обращался к властям за поддержкой, к новому мэру, например?
– На мэра я не выходил. Но самому заниматься какой-то площадкой, если это не будет оплачиваться, (я не хочу). (Если буду это делать), то ухайдокаю кучу времени и сил, и на выходе ничего не получу. Нужна какая-то схема оплаты труда.
– Как площадка появится тогда?
– Найдётся какое-то место, которое будет сотрудничать на адекватных условиях.
Когда закрылся чешский паб, я подумал – почему бары, кафе? У нас есть библиотеки с залом, аппаратурой, там смежная аудитория. Я прихожу (туда), рассказываю – молодой персонал говорит, мол, «классная идея», а администрация, люди постарше, позже (сказали), что «мы не можем продавать билеты». Я говорю – «ну давайте какие-то другие варианты», они замялись и диалога не получилось. В один из дней я спускаюсь в зал этой же библиотеки, а там проходит собрание Avon. На каких-то же условиях шампуням предоставляют помещение? Почему мне такие условия не предложили?
Когда мы привозим кого-то или проводим слэм, то надо зарабатывать деньги. Мы же даже не просим у вас их. И на это мы получаем ответ: «Стихи за деньги?», «Творчество продаётся?». Такой совковый взгляд на это.
– Ещё одна проблема, о которой ты говорил – мало интересных событий в Белгороде для молодёжи.
– Да и для старшего поколения. Какой у них выбор? Драмтеатр или филармония. Не существует другого выбора. А у молодого: «Литературный слэм», «Спичка» или «Новая сцена-2». Какие ещё проекты выстрелили? Люди ходят бухать или в кальянные, потому что нет альтернативы.
Основная проблема Белгорода – сюда никого не привозят. На выходных будет рок-фестиваль, видел список хэдлайнеров? Белгород, Шебекино, Бирюч...
– Должны привозить сверху или снизу">
– Если инициатива будет идти сверху, проект провалится, но надо давать возможности реализовывать это снизу. Сейчас такого места для реализации идей нет. Нет, например, лояльной концертной площадки на 100 человек.
Задумайся: в крупном городе люди отдыхают в субботу-воскресенье, а Белгород тусит в будние дни – четверг-пятницу. Почему? Просто на выходные всё платежеспособное население валит в Воронеж, Москву на более серьёзные события.
[i]– Как-то ты сказал, что «если ту речь, сленг, на котором мы говорим, не будут записывать поэты, то она не сохранится». Тогда ты привёл в пример модное словосочетание «не айс». Тебя не смущает это вообще? И какие слова модные сейчас?
– Нет. Это слова, которые характеризуют определённое время. В последнее время я обращаю внимание на слова «чисто», вопросы «ну шо ты там?». Преобладает у белгородцев «и все дела». «Поедем на шашлыки и все дела», – говорят. Наверное, связано с наплывом ребят из Украины, но говорят «та», вместо «да». Или, например, «конченый» – в русском языке это очень обидное слово, а у украинцев оно звучит мягко, по-дружески. И я замечаю, что некоторые белгородцы перенимают эту привычку. Я против того, чтобы считать это ущербными словами, язык меняется. Он не становится проще, он развивается.
Мне кажется, никто больше филологов из «БелГУ» не отстаивает те нормы языка, которые ввели ещё в Советском союзе. Что такое язык? (Он) для общения. Первостепенны не нормы языка, а мы – удобство общения. Мы их (нормы – прим.ред.) создаём. А у нас получается, что, как в Советском Союзе, люди боялись идти против Конституции, а филологи – против русского языка.
– Тебя не коробит, когда люди неграмотно общаются?
– Нет, мне наоборот это интересно, особенно когда из глубинки приезжают. Если у меня будет выбор, оставить в стихотворении «нормально» или «норм», то я выберу «норм», потому что это более актуальное слово.
– Или чтобы подстроиться под читателей?
– Не подстраиваюсь, потому что большинство белгородских читателей (потом) мне напишут «Ты че, дебил?» (смеется).
– Политике в современных стихах есть место? Почему ты пишешь о парикмахерской и велосипеде, но не развиваешь тему выборов?
– Моя позиция в стихах есть. Она в стихах про Украину, Донбасс, Великую Отечественную войну. Но поэт должен больше реагировать на свои чувства, а не политическую повестку. Политика – это оболочка, условия, в которых ты живешь, работаешь.
Даже откровенно политическое произведение Платонова «Котлован» изобилует человеческими судьбами, а политическая обстановка – только обстановка. Работать на политику, как это делает Дмитрий Быков, не очень приемлемо.
– Он так пытается влиять на ситуацию, в какой-то степени.
– Вообще, когда Быков пишет о политике, это плохие стихи. Когда он пишет о любви, это очень крутые стихи. Политика – это индустрия.
– Ты себя не видишь в ней?
– Если мне заплатит «Единая Россия», то я, может, и напишу (стихи). И то не факт, что в позитивном ключе (улыбается).
Недавно я выкладывал стих про Украину в фэйсбуке. Один из комментаторов начал писать какую-то херню: политическая обстановка, трали-вали, мы никогда туда не поедем, пока не закончится всё.
Я езжу на Украину: сделал загранпаспорт, приглашение. Политическая ситуация изменилась, и я её принял. Я не тот человек, который будет ходить, доказывать. Это бессмысленно – вмешиваться в политику снизу глупо, потому что хороший политик все равно повернет всё так, как нужно ему. Просто я подстроился под правила игры, хотя не считаю их неправильными – я понимаю, что Украина братское государство, но оно независимое. А многие в России забыли об этом.
Владимир Корнев, фото автора
www.go31.ru
